Так долго не живут [= Золото для корсиканца ] - Светлана Гончаренко

— Но откуда вы всё это взяли? — нестройным дуэтом всхлипнули жирняй и дама.

— Из досье Интерпола, — небрежно бросил Самоваров.

После минутной паузы, очень лестной для самоваровского тщеславия, уже целый хор голосов взревел:

— Но как?!

— Я не могу раскрывать свои источники, — порисовался Самоваров, — но вам, государственным деятелям, по-моему, по силам проверить эту информацию.

Следующая пауза длилась долго. Оленьков позеленел и замер: должно быть, выполнял тибетские внутриутробные упражнения. Дама задрожала, жирняй тёр ладонью оба подбородка, народ в лице Ольги, Аси и Дениса Богуна безмолвствовал, открыв рты. Наконец, жирняй потупился и начал вещать глухим, подкупающим голосом:

— Да, это всё ужасно. Но почему вы пришли с такими важными сведениями не к своему директору (я знаю, как он доступен и демократичен), не к нам, в конце концов, в департамент, а обратились к человеку неуравновешенному, не способному к адекватному восприятию, склонному всё раздувать?

— Потому и обратился, — признался Самоваров, глядя в фиалковые глаза жирняя, — что выставка-то послезавтра утром тю-тю…

— Ну и что? — взволнованно проговорил тот. — Мы успели бы принять дополнительные меры безопасности. Хотя и так многое было предусмотрено: ценности отправятся не в чемоданчике «Аэрофлотом», а в самолёте фирмы «Анка», в особом отсеке. Чего же пороть горячку? И потом, ведь все эти ужасы про Сезара Скальдини, пусть и в Интерполе, — только подозрения, его всякий раз освобождали за недостатком улик!

«…Ага! — внутренне застонал Самоваров. — Всё знает, гад! В доле с гидравликом! И дама эта бледная трясётся, как студень! Что теперь? Прикинуться идиотом? Ведь повезут они золото, повезут, на всех верхах всё решили! Что теперь? Только одно: проверить, если его привезут назад. И убедиться, что муляжи корсиканские? О, мерзавцы! А ещё губернатор, дурак молодой, и на выставку деньги дал, и даже на дурацкое золото Чингисхана. Все что-то золото последнее время маячит, золото и бриллианты. Чьи же это вкусы?»

Беспорядочные скачущие мысли помогли Самоварову справиться с имиджем идиота, он понял это по посветлевшему лицу жирняя и поспешил залепетать:

— Конечно, если меры принять, то чего беспокоиться… Тогда конечно…

И Оленьков присмирел, по-тибетски расслабился.

— Умеете же вы работать с людьми, Максим Евгеньевич, — только и сказал он нежно жирняю.

— Так как же насчёт Баранова? — решил закрепить свой успех жирняй.

— А что Баранов? — удивился Самоваров. — Вы же сами по телевизору расскажете, что всё надёжно, как в морге. Тот как раз случай, когда всё само рассосётся. Не буду же я врать, что нет информации Интерпола про Скальдини. Есть она! Я не считаю Баранова старым младенцем, я его уважаю и врать ему не стану. А то, что всё не так серьёзно, вы сами докажете в два счёта. Про отсек расскажете и всё такое. Рассосётся!

Лучезарно начавшееся утро меркло.

Ничего Баранов не спас. Пойдут сейчас эти двое внушать губернатору, что всё хорошо, — и внушат. И понесёт сомнительный самолёт какой-то поганой фирмы «Анка» прямо в лапы толстопузому Наполеониду барановские бляшки, золотых бодающихся оленей, множество золотых лошадок и золотого умирающего козерога! И ещё эти чудные, мутные, как слёзы, сапфиры и изумруды в серебре, киот Кисельщиковой! Кстати, бабушка параличная, похоже, вас нынче дважды ограбят. У Ленина ведь в ботинках бриллиантовая парюра опять же Кисельщиковой! Надо бы к Стасу ткнуться — может, что было в гипсах? Господи, он гипсы не посмотрел!

Насколько быстро позволял Самоварову бежать его протез, он кинулся в подвал. Слава богу, обломки ботинок были целы, никто на них не позарился. Самоваров аккуратно сгрёб всё в полиэтиленовый пакет с изображением покойного ковбоя «Мальборо». С чистой совестью, хотя и со стеснённым сердцем, отправился звонить Стасу.

Стас был на месте, сразу взял трубку, но попросил подождать: договаривал с кем-то. Вслушиваясь в неясное бормотание далёкой беседы, Самоваров гадал, почему Стасов голос такой мрачный — ни следа от помпой игривости. Наконец Стас рявкнул в трубку:

— Алё, Коля. Слушаю тебя.

— А я тебе гипсовых обломков припас, — постарался повеселее начать Самоваров. — Посмотри, не завалялся ли там перстенёк с брильянтом в сорок карат? И потом, ты «Утро доброе» смотрел?

— Какое тут доброе утро! — брезгливо отказался шутить Стас. — Вы меня в гроб вколотите со своим музеем и своими старухами! Начиналось всё как у людей: алкоголики, водка с кильками, а потом такое пошло! Какие-то бабки с брильянтами, скульптуры с отбитыми ногами, корсиканцы с виллами. Чёрт-те что. И вот приехали…

— Что-то ещё случилось? — робко спросил Самоваров.

— А то ты не знаешь! — возмутился Стас. — У кокетки твоей престарелой подружку убили. Гражданку Астахову Капитолину Петровну. Утром она вывела собачку. Нашли старушку в полвосьмого за мусорными баками. С проломленным черепом. Удар сзади, точь-в-точь как у вашего Сентюрина. Почерк! Как прикажешь это понимать? Случайность? Хулиганство?

— Не знаю, — честно признался Самоваров, и ему стало тошно. Вчерашняя прогулка припомнилась, пальто Уголька, розовая шапочка с помпоном, мольбы о помощи безрассудной Аночке.

Уж не те ли это мусорные бачки, вокруг которых кружил вчера Уголёк? Нелепость…

— Ну, и что вы делаете? — машинально спросил Самоваров.

— Да уж не сидим без дела, — обиделся Стас. — Ребята соседей прорабатывают, квартирный вопрос. Астахова ведь в коммуналке жила. Сталинская комната в двухкомнатной. Считай, хоромы. В соседней комнате тоже пенсионеры, муж и жена, нестарые ещё. Чуешь ситуацию? Внучка к ним бегает. Вроде приличные люди, бывшие педагоги, убиваются теперь. Жене неотложку вызывали, криз у неё какой-то сделался, как узнала про старуху. Соседи говорят, отношения у них с покойной были прекрасные. Девчонка, внучка их, что в квартире прописана, бегает теперь по дворам, собачонку ищет, ревёт белугой на весь микрорайон. Хотя видал я эти кризы, — добавил Стас уже не так уверенно, как три дня назад говорил про Мутызгина.

— Я ведь вечером вчера с ней разговаривал, — признался Самоваров, — она всё бандитов боялась да просила Аночку поберечь. Может, и недоговаривала чего…

— Старухи вообще лживы и скрытны от природы, — вздохнул Стас. — И хорошо, что ты мне позвонил. Иду сейчас к твоей Лукирич. Надо старуху по свежим следам пытать, а то её склероз одолеет… Ты же у ней любимец, ты дамский угодник, она тебе даже про любовников всё выкладывает, так не пойти ли тебе со мной? Может, в твоём присутствии она обнажит тайны души? А? А то всё молчит мне назло, всё за скубента своего обижается (скользкий тип, кстати).

— Да брось ты, какой он скользкий! Святая простота! — не согласился Самоваров. — Ладно, давай встретимся. На взаимовыгодной основе. Я тебе притащу ботинки Ленина, пусть их в лаборатории хоть бегло посмотрят. Со своей стороны обязуюсь попотрошить Аночку. Да и вообще — с тобой поговорить надо. Что-то, похоже, с Корсикой не очень получается. Сплавят туда чегуйское золото — как пить дать!